Стремясь оставить позади шум и суету Нью-Йорка, Грейс и Джексон отправляются в далекие горы Монтаны, мечтая построить свой собственный мир, основанный исключительно на взаимной любви и полном доверии. Их уединенный домик, затерянный среди величественных пейзажей, поначалу кажется воплощением идиллии – местом, где можно дышать полной грудью, где каждый день принадлежит только им двоим. Однако по мере того как сменяются сезоны, а внешний мир остается за гранью снежных перевалов, сама природа их отношений начинает претерпевать незаметные, но необратимые изменения. Изначальная страсть, питавшая их побег, постепенно трансформируется во что-то более темное и всепоглощающее. Джексон, стремясь защитить их хрупкий рай от любых потенциальных угроз, даже мнимых, начинает возводить невидимые стены, все больше контролируя пространство вокруг Грейс и ее связь с внешним миром. То, что начиналось как забота, медленно, но верно перерастает в одержимость, а их любовь, лишенная здоровых границ и сторонних точек опоры, становится топливом для растущего напряжения. Идиллия окончательно рушится, когда уединение перестает быть выбором и превращается в золотую клетку. Грейс, изолированная в своем, казалось бы, идеальном мире, начинает осознавать, что рай, построенный для двоих, может легко стать личной тюрьмой, если в его фундаменте лежит не доверие, а страх и тотальный контроль. Каждый жест, каждое слово, каждый взгляд начинают нести двойной смысл, а любовь и безумие сплетаются в неразрывный и пугающий танец. Их отношения, лишенные кислорода внешнего мира, задыхаются в вакууме собственной интенсивности. Горы Монтаны, бывшие символом свободы и новой жизни, теперь молчаливые свидетели разворачивающейся психологической драмы, где грань между преданностью и порабощением, между жертвенностью и потерей себя стирается до неразличимости. Кошмар рождается не извне, а изнутри их союза, и безумие здесь – это не внезапный прорыв, а медленное, неумолимое погружение, где любовь становится и причиной, и оправданием, и самой страшной ловушкой, из которой, кажется, уже нет выхода.